Библиотека
Исследователям Катынского дела

Введение

В меняющемся современном мире складывается новая система международных отношений, что настоятельно диктует совершенствование внешнеполитической концепции России и ее четкое закрепление в основополагающих документах, формирование соответствующего внешнеполитического курса и последовательное воплощение в жизнь принятой стратегии. Российская Федерация встречает XXI век осознанием национально-государственных интересов, определением новых доктринальных внешнеполитических приоритетов и становлением адекватной им системы действий на международной арене.

Сформулированная в июле 2000 г. «Концепция внешней политики Российской Федерации» базируется на Конституции РФ, федеральных законах, других нормативных правовых актах РФ, общепризнанных принципах и нормах международного права, международных договорах страны и т.д. Она учитывает, что некоторые расчеты 1993 г., связанные с формированием новых равноправных, взаимовыгодных, партнерских отношений России с окружающим миром, не оправдались, и уточняет основные цели внешнеполитического курса России и методы их реализации. Предусматривается отстаивание прав и свобод человека во всем мире на основе соблюдения норм международного права, и т.д.

Согласно этому документу, в отношениях с государствами Центральной и Восточной Европы остаются актуальными задачи сохранения наработанных человеческих, хозяйственных и культурных связей, преодоления имеющихся кризисных явлений и придания дополнительного импульса сотрудничеству в соответствии c новыми условиями и российскими интересами.

Определяющие составляющие внешнеполитического курса рождаются не на пустом месте. Исторические предшественники оставили богатое, хотя не всегда однозначно позитивное наследство, которое требует тщательного осмысления проблемы преемственности. Внешняя политика, обремененная нелегким багажом былых десятилетий, предполагает немалые усилия для освобождения от негативов, для преодоления серьезных недостатков и сбоев, унаследованных от прошлого.

Минувшее имеет свойство систематически напоминать о себе и нужна постоянная тщательная работа, чтобы успешно решать эту задачу, не сбиваясь на чисто реактивную политику.

Во взаимоотношениях России с соседними государствами нельзя недооценивать важности учета геополитических реалий в регионе Центральной и Юго-Восточной Европы в условиях переструктуровки геополитического пространства последних лет. Пока нет очевидных вероятностей того, что именно вокруг России сложится какая-то новая система. Существуют варианты воссоздания давнишней меридианальной оси балтийско-черноморских государств или же тяготения Польши к «Средней Европе»1, к вступлению в Европейский Союз.

В нашей стране традиционно поводом для верификации отношения к памятным событиям и актуализации их восприятия являются те или иные исторические даты. Рубеж XXI в. ознаменован, в частности, двумя тесно увязанными друг с другом годовщинами драматических событий прошлого: 60-летием начала Второй мировой войны, событий сентября 1939 г. и отделенным от них всего несколькими месяцами 60-летием органически вытекающего из них катынского злодеяния весны 1940 г.

Уходящие поколения передают последующим не только традиции светлых праздников, но и потребность разобраться с подобными датами, освободиться от взаимных обид и ущерба, очистить историческую память от груза накопившихся ошибок и бед, дабы прошлое не омрачало ими будущее и можно было рассчитывать на конструктивную взаимность, строя отношения с соседями на принципах партнерства и добрососедства.

Постоянного внимания требуют национально-государственные интересы в контексте исторической триады «Российская империя — СССР — Российская Федерация». В той или иной форме периодически воспроизводится неизжитое, предполагающее осознание и преодоление наследие конфронтационности предшествующих десятилетий и столетий, требуя особых усилий для расчистки завалов противостояния, для урегулирования былых и новых противоречий и конфликтов, имеющих способность самовосстанавливаться на новой почве, наслаиваться друг на друга.

Осмысление состояния советско- и российско-польских отношений весьма актуально на нынешнем этапе кристаллизации структур Центрально-Восточной Европы. Взаимоотношения России и Польши при всей, казалось бы, объективности их основы, заявленной в первые годы существования советской власти, развивались весьма непросто и отразили всю специфику автократических политических систем в обоих государствах, своеволие политических лидеров и своеобразие их представлений, сформированных длительным историческим противостоянием, предубеждениями и конфликтами разных лет.

Сталинская внешнеполитическая доктрина была чрезвычайно идеологизирована, непоследовательна и конъюнктурна, причудливо сочетая историческую обусловленность и преемственность, миссию мировой революции и имперское начало, интернационализм и державность. Внешнеполитический курс Сталина был весьма многоаспектен и переменчив, отражая особенности черт личности великого диктатора.

Периодически предпринимаемые Сталиным жесткие тактические шаги нередко создавали пагубную глубинную напряженность в отношениях, негативные последствия которой преследовали целые поколения. В отношениях с Польшей такую роль и знаковый характер обрело катынское преступление. Оно стало кульминацией и постоянным камертоном претензий Польши к нашей стране по поводу темпов верификации негативов сталинской линии во внешней политике и сохраняет это значение в процессе вызревания новой системы международных отношений в регионе Центрально-Восточной Европы. Многоопытный секретарь ЦК КПСС В.М. Фалин, долгое время занимавшийся проблемами международных отношений, недавно констатировал в своих мемуарах: «Где политика и отношения с Советским Союзом, там для поляка — Катынь»2. Катынь — это имя нарицательное, вместившее в себя знаковый сговор Сталина и Гитлера 1939 г., попытку, проведя четвертый раздел Польского государства, уничтожить его элиту и армию. Катынь — это тайный массовый расстрел около 22-х тысяч узников трех спецлагерей военнопленных (Козельского, Старобельского и Осташковского) и тюрем Западной Белоруссии и Западной Украины весной 1940 г. Правда о ней — пробный камень добрососедства. Хотя в Советском Союзе делалось все, чтобы поглубже сокрыть правду о Катыни и, принудив к тому же польскую элиту, как бы снять проблему, история показала, что это не удалось. Чтобы ликвидировать неизбывную напряженность, требуется ясное, масштабное решение проблемы.

О значимости окончательного закрытия Катынского дела лучше всего скажет такой красноречивый факт: два года подряд — 1998-й и 1999-й — самая популярная в Польше «Газета выборча» вместе с первым каналом Польского телевидения и Первой программой Польского радио проводила плебисцит, определяя самые значимые из трех с лишним десятков явлений и событий последнего десятилетия. И каждый раз абсолютное большинство поляков выносило вперед «Обнародование правды о Катыни». Однако оно не снимало периодически вспыхивающую напряженность.

Катынская проблема требовала последовательного научного, правового и морально-политического решения, исторически подкрепленного решительным осуждением ошибок и деформаций сталинской внешней политики, последовательного отмежевания от них, гарантий неповторения подобного в будущем.

Кратко напомним международную ситуацию, предшествующую катынской трагедии. Версальский договор 1919 г. стал смертным приговором для балтийско-черноморской системы. Германия, не входя ни в какую систему, постепенно подчиняла себе в том или ином отношении страны-лимитрофы. Советско-германские отношения проходили под знаком постепенного сближения, пока приход Гитлера к власти не привел к их резкой, хотя и временной антагонизации.

В конце 30-х годов Европа вползла в новый виток обострения международных противоречий. Возникла фашистская «ось». Страны региона Центральной и Юго-Восточной Европы десятилетиями пытались проводить самостоятельную политику на международной арене, выйдя на нее после Первой мировой войны, однако их попытки стать полноценными субъектами мировой истории не удавались.

Уже в период монтирования Версальской системы появились концепции ее пересмотра. Находившийся в берлинской тюрьме Карл Радек, воспринимаемый как негласный представитель Советской России, вел переговоры с лицами из генерального штаба рейхсвера. В ходе этих переговоров был найден общий язык по ряду внешнеполитических вопросов, зондировались точки соприкосновения в отношении будущего Польши. Эта страна, лежавшая между Россией и Германией, более века назад была поделена между ними (и Австро-Венгрией). Вновь возникла мысль о возможности ее нового передела.

В период между двумя мировыми войнами страны региона не смогли занять достаточно сильную позицию. После Первой мировой войны, прокатившейся особенно тяжелым катком по этому региону, его страны долго не могли преодолеть последствия военной разрухи, длительного национально-политического угнетения и деформации экономики. В силу отставания от индустриального центра Европы, слабости политических структур и отсутствия прочных парламентских традиций эти страны не обеспечили ускорение развития и вновь стали объектами притязаний великих держав. Они оказались не способны закрепить достигнутые демократические подвижки и максимально использовать возможности государственной независимости, не сумев преодолеть доминировавшие авторитарные политические традиции.

В большинстве стран возродились автократические структуры и механизмы, ориентация на сильную, неконтролируемую власть. Хотя регион «не созрел» для тоталитаризма в его «классической» нацистско-фашистской версии, рост реакционности военно-авторитарных режимов, кризис парламентаризма, элементы фашизации общественной жизни толкали правителей этих государств к сотрудничеству с державами «оси». Одни страны потворствовали гитлеризму в деле подготовки новой мировой войны, способствуя укреплению его военного потенциала за счет своих ресурсов. Другим была отведена роль жертв.

Таким образом, странам Центральной и Юго-Восточной Европы вновь была уготована участь разменной монеты в игре великих держав.

Такова была и судьба Польши, наиболее крупной из стран региона «лимитрофов», которая в межвоенный период преимущественно старалась соблюдать «равную удаленность» от мощных соседей — СССР и Германии. Польские правящие круги обосновывали эту политику балансирования «теорией двух врагов».

Канун Второй мировой войны, выход международных отношений в плоскость вооруженных конфликтов, явные или скрытые роли различных стран в их развязывании, ответственность за последствия далеко не всегда оптимальной, с точки зрения отстаивания безопасности, политики — до настоящего времени во многом тщательно скрываемые темы. В советской историографии для этой проблематики была типична фрагментаризация изображения исторического процесса. Взаимосвязь многих драматических событий и явлений была глубоко укрыта от глаз современников. Например, советско-германские договоренности (а на деле сговор за счет третьих стран) рассматривались вне связи, в частности, с судьбами Польши. Ее история имела в советской печати чисто идеологическую трактовку, выражающуюся в клише «белопанской Польши». Очередной, четвертый, раздел страны подкреплялся рассуждениями о преступной «польской военщине» и не был увязан с трагической гибелью многих тысяч польских военнопленных. Взаимообусловленность этих компонентов событий 1939—1940 гг. практически изначально не получила заслуженного места в исторической памяти наших соотечественников.

Господствующим направлением в изучении внешней политики Советского Союза была апологетика сталинских внешнеполитических установок. С одной стороны, преобладала предельная персонификация внешнеполитического курса («сталинской внешней политики», директивного характера понимания Сталиным национальных интересов, путей их обеспечения, методов достижения целей). С другой стороны, отождествлявшаяся со сталинской международная политика СССР деперсонифицировалась, что не позволяло дифференцировать усилия советской дипломатии по созданию коллективной безопасности и монтированию антигитлеровской коалиции, с привлечением стран Центральной и Юго-Восточной Европы, — и сталинские подковерные усилия, с отходом от этой линии, наладить отношения с руководством гитлеровской Германии, разделить ряд малых стран и стравить страны Запада.

Следствием догматизации ряда явлений в советской историографии было то, что в политизированных и идеологизированных работах советских историков периода «холодной войны» сталинская внешняя политика изображалась как вершина миролюбия, как сугубо оборонительная, неуклонно защищающая страну от агрессивных наскоков и намерений сил враждебного «капиталистического окружения».

Собственно, символом этого окружения с 20-х годов в советской пропаганде считалась, наряду с Румынией, непосредственная соседка — Польша. Важное свидетельство восприятия ее в подобных категориях оставил в записях бесед с маршалом А.М. Василевским, занимавшим пост начальника Генерального штаба, Константин Симонов. Вот рассказ Василевского: «Мы были предвоенным поколением, мы знали, что нам предстоит война. Сначала она рисовалась как война вообще с капиталистическим миром — в какой форме, в форме какой коалиции, трудно было предсказать: нам угрожали уже непосредственные соседи — Польша, Румыния, Малая Антанта, — это было до прихода Гитлера к власти, а на Дальнем Востоке — Япония. [...] В тот период отношения наши с Германией были весьма тесными... После прихода Гитлера к власти отношения с Германией резко изменились. В связи с этим стали пересматриваться и оперативные планы. Раньше, по прежнему оперативному плану, как основной наш противник на западе рассматривалась Польша; теперь, по новому оперативному плану, как основной противник рассматривалась гитлеровская Германия». Свои размышления об этом периоде маршал Василевский завершает, высказывая недоумение: «Враждебной нам продолжала оставаться и Польша, хотя было непонятно, как она может оказаться на стороне Германии, и тем не менее она осталась враждебной нам вопреки логике»3. В сталинской трактовке немаловажную роль играла забота о прочности мифологем, опиравшихся на закостеневшие представления прошлого и приносивших ему пользу для решения текущих задач.

Будучи идеологически перенасыщены, многотомные публикации документов и фундаментальные коллективные монографии по внешней политике СССР4 фактически не выходили за пределы сталинской трактовки этой проблематики. В нее практически не вносились должные поправки с учетом новых геополитических реалий, существенного изменения основных тенденций развития военно-политических процессов, возрастания нестабильности обстановки на региональном и континентальном уровне, усиления борьбы за сферы влияния, обострения противоречий и необходимости поиска новых конфигураций, союзов и блоков для обеспечения своих рациональных интересов. Вне поля зрения историографии оставался курс, окончательно оформившийся с отказом от антифашистской линии М. Литвинова, — осваивание с гитлеровской внутри- и внешнеполитической прагматикой, неверное восприятие нюансов международного положения и неадекватные меры по преодолению геополитической изоляции СССР, по нейтрализации широкого спектра угроз безопасности страны, нарушение самих политико-правовых основ национальной безопасности. Игнорировались или получали превратную трактовку следующие сюжеты: целый ряд ошибок и просчетов в представлениях о возможности монтирования антисоветских союзов и блоков — Германии с Польшей, западно-европейских держав с той же Германией после военного разгрома Польши; использование военно-силовых форм действия и способов защиты; блокирование с противником, участие в скоординированной деятельности против третьих стран; усиление борьбы за сферы влияния и поиск действенных мер вне пределов допустимой системы морально-политических координат; нарушение международных норм и договорно-правовых актов; применение противоправных акций, использование деструктивных факторов территориальных претензий со стороны гитлеровской Германии, создание видимости политико-правового обеспечения своих действий и т.д.

Практика кануна войны исходила из решающего значения фактора силы при распределении «сфер влияния» — на деле территорий более слабых соседей. Закамуфлированным механизмом пуска катынского преступления были договоренности СССР и Германии, которым официально придавалась форма обеспечения национальной безопасности. Советская историография оправдывала действия Сталина в 1939 г., сговор с Гитлером и «освободительный поход» 17 сентября при помощи серии мифологем, а массовое убийство польских военнопленных просто было приписано после нападения гитлеровской Германии на СССР противнику.

В 60-е годы была предпринята попытка переосмыслить с реалистических позиций многие события военных (и предвоенных) лет в коллективном труде «История Отечественной войны Советского Союза». В нем в смягченной форме был поставлен вопрос о наличии секретных протоколов к советско-германским договорам 23 августа и 28 сентября 1939 г., пересказывалось их содержание. Однако вскоре эта попытка была нейтрализована внедрением прежней единообразной трактовки проблемы, задавлена повторной идеализацией сталинского внешнеполитического курса. Наука вновь потеряла доступ к этому сюжету.

Многотомное советско-польское издание «Документы и материалы по истории советско-польских отношений», дойдя до публикации источников 1939 г., на несколько лет было остановлено из-за несогласия советской стороны решать проблему секретных протоколов и вернулось к дублированию «советской официальной версии» и по этому вопросу, и по проблеме Катыни.

Отечественные и иностранные обобщающие исследования внешней политики СССР кануна и начала Второй мировой войны многочисленны, но только на рубеже 80—90-х годов, с появлением новых подходов к истории, с началом рассмотрения ее, в частности, сквозь призму политологического анализа, цивилизационного подхода и т.д.5, с публикацией переводов зарубежных «объективистов»6, стал возможен научный пересмотр советско-германо-польских отношений. В освещении советско-германских отношений перестали выносить за скобки польский фактор, решение в сентябре 1939 г. судеб Польского государства и его армии, изображать сговор за счет Польши как естественный и необходимый шаг, войну Германии против Польши — как войну между двумя империалистическими государствами, к тому же якобы начатую по польской инициативе. «Освободительный поход» перестал рассматриваться вне категорий международного права, но лишь в рамках чисто идеологического обоснования классово-интернационалистской миссии помощи братьям по крови и классу (включая в их число и польских трудящихся, которым предлагались блага экспорта революции). Впервые появилась возможность на базе советско-польской комиссии по истории отношений между двумя странами рассмотреть в 1987—1990 гг. политические и военные аспекты кануна и начала Второй мировой войны не как ликвидацию Польского государства в результате последствий пагубной или даже преступной политики его руководства, оттолкнувшего руку советской помощи, а как сговор двух держав, приведший к разделу соседнего с ними государства.

В комплексе изучаемых в этой книге обстоятельств катынского злодеяния ключевое место бесспорно занимает проблема советско-германских договоров 1939 г., а в ее разработке ведущая роль принадлежит усилиям специалистов по истории германского фашизма и советско-германских отношений. Один из них, отечественный историк Ю.В. Галактионов, справедливо констатировал наличие особых идеологических трудностей в этой тематике: уже само подписание двух договоров привело к появлению «черной дыры» в советской историографии фашизма, когда сам этот термин применительно к Германии был изъят из политического и научного лексикона7. Постепенно сложилась официозная догматическая трактовка проблемы, а «символом веры» «холодной войны» стала брошюра «Фальсификаторы истории (историческая справка)»8 с ее доктринальным изложением международных отношений.

Выход с середины 50-х годов на все более широкий круг документальных материалов отнюдь не сопровождался быстрым изменением концепции. В основном продолжалось разоблачение «западной плутократии», связей монополий и политиков империалистических США и Англии с гитлеровской Германией с заведомым преувеличением их роли в приходе Гитлера к власти, в подготовке и развязывании агрессии против других стран9.

В 1970—1990-х гг. с разработкой проблематики фашизма в трудах Л.И. Гинцберга, А.А. Галкина, Д.М. Проэктора, П.Ю. Рахшмира, Л.А. Безыменского и других ведущих специалистов стал обретать новое качество и анализ внешней политики фашистской Германии. На фоне ряда обобщавших достигнутые ранее результаты коллективных трудов («История Второй мировой войны», «История дипломатии» и др.), в которых, увы, трактовка советско-германских отношений 1939—1941 гг. оставалась прежней, то есть искаженной, а проблема секретных протоколов и связанного с ними катынского преступления была тщательно прикрыта (как и в семитомном издании материалов Нюрнбергского процесса, выходившем в свет в 1957—1961 гг.), новое слово было сказано опиравшимся на огромный корпус новых документов В.И. Дашичевым. Его двухтомник «Банкротство стратегии германского фашизма» и последующие работы, содержавшие новые концептуальные подходы, позволили по-новому взглянуть на проблематику международных отношений кануна и начала Второй мировой войны10. С новыми оценками пакта Молотова-Риббентропа выступили в печати М.И. Семиряга (показавший прямую связь сталинской внешней политики с катынским преступлением), В.М. Кулиш, Х. Арумяэ и другие11.

В.И. Дашичев выстроил в логическую цепь события 1939 г., показав ущербность предположений, что якобы без пакта Мюнхен привел бы к единому антисоветскому фронту фашистской Германии с Англией, Францией и США, что он будто бы не дал Гитлеру возможности напасть на СССР после разгрома Польши, что будто бы переговоры в Москве в августе 1939 г. сорвали Англия и Франция, почему пакт и был необходим, что он якобы позволил СССР отсрочить войну и укрепить свою обороноспособность. Автор указал на необоснованность оценки Второй мировой войны до 22 июня 1941 г. как империалистической с обеих сторон, что перечеркивало оборонительный, справедливый характер борьбы польского народа за свою свободу. Дашичев доказывал безосновательность утверждения, что будто бы не существовало раздела сфер влияния между Гитлером и Сталиным в Восточной Европе, констатировал тот факт, что Гитлеру была предоставлена свобода рук для разгрома Польши, затем Франции и других государств Европы, а это обеспечило ему тыл для войны с Советским Союзом.

Начиная с рубежа 90-х годов исследовательский процесс в отечественной историографии германского фашизма и его внешней политики, чему всегда уделялось особое внимание и посвящены тысячи изданий, позволил дать новое прочтение ряда ключевых аспектов темы. Это было связано с раскрытием огромного массива документальных материалов и возможностью анализировать их без идеологических и иных пристрастий, а также с расширением фронта изучения предмета за счет объединения усилий российской и зарубежной, в том числе польской и германской, науки12. Новая концепция получила развитие в работах С.З. Случа, Ю.Л. Дьякова, Т.С. Бушуевой и других исследователей истории российско-германо-польских отношений13.

Показывая эволюцию отношений с Германией в сторону соглашения, когда Сталин с макиавеллистским прагматизмом молниеносно заменил непримиримое идеологическое и политическое противоборство двух тоталитарных режимов тесным сотрудничеством накануне и в начале Второй мировой войны, Случ обращает внимание на наличие обоюдных интересов в условиях изоляции обеих стран на международной арене, в том числе в отношении Польши.

Автор указывает на увеличение приоритетности германского фактора во внешней политике СССР, давление на Польшу и подготовку заключения советско-германского договора от 23 августа 1939 г., предопределившего раздел этой страны. Он раскрывает динамику планов Гитлера накануне войны — от замысла нанести первый удар на Западе, обеспечив благоприятный нейтралитет Польши в тылу, к решению «польской проблемы», не добившись изоляции Польши, немирным путем, к диалогу с Москвой сначала по торгово-экономическим вопросам, а затем, когда Сталин сделал выбор в пользу сближения с Германией, к развитию отношений в сторону сговора с ним о разделе «сфер влияния». В результате Сталин «раздвинул границы СССР», включив в его состав, в частности, ранее принадлежавшие царской России территории и фактически активно поддержав агрессию третьего рейха — приняв непосредственное участие в четвертом разделе Польши со всеми вытекающими из этого последствиями.

Следует выделить также результаты изысканий в президентском архиве Л.А. Безыменского — серию написанных на новых документах статей и книгу о деталях истории сговора Сталина с Гитлером и главенствующем участии Сталина в составлении секретного протокола к пакту, что привело в сентябре 1939 г. к военному разгрому Польши и «ликвидации» польского государства и его армии14. А это был пролог катынского злодеяния. Автор глубоко реалистически показывает просчеты и деформации сталинской внешнеполитической линии, очищая ее от идеологических мифов прошлого и настоящего. Это весьма важно для рассмотрения Катынского дела.

Информацию о других публикациях, касающихся советско-германских договоров 1939 г. в этом контексте, читатель найдет в тексте книги, в связи с тем, что жанр и структура работы диктуют перенос части источниковедческих и историографических проблем в разделы, посвященные показу усилий науки по раскрытию фактов и событий, утаивавшихся в течение десятилетий от общественности, по уточнению обстоятельств, причин и мотивов умерщвления польских военнопленных в специальных лагерях НКВД и тюрьмах и его последствий.

Следующий блок проблем — реализация советско-германских договоренностей в форме «освободительного похода» Красной Армии 17 сентября 1939 г. — до последнего времени был освещен в советской историографии весьма слабо, упрощенно, с многими умолчаниями и искажениями. Советские публикации: информация о событиях в первом томе «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза»15, подборка документов погранвойск и воспоминания из сборника «В начале войны» и «Помни войну»16 — представляют устаревшую официальную версию событий. Они высвечивают проблему мифологизации направлений внешнеполитического курса Советского Союза и преемственности внешнеполитической доктрины имперского и советского периодов. Совсем недавно появились более обстоятельные и правдивые книги и статьи17.

Несравненно более обильные и детальные публикации польских авторов четко делятся на две категории. В Польской Народной Республике тема была под запретом и в затрагивавших 1939 г. публикациях как правило фальсифицировалась. Например, в книге «Сентябрь без окопов» в описаниях ряда боев начиная с 1.7 сентября говорилось об атаках немецких танков, в то время как танки были советские. Такого рода правка вносилась и в другие книги. Нередко в информации о боях с Красной армией она фигурировала под условным понятием «противник» или «неприятель»}18. Сентябрьская кампания преимущественно ограничивалась военными действиями на западном фронте. Действия же Красной армии детально описывались лишь в книгах и воспоминаниях, выходивших на Западе.

Во второй половине 80-х годов книжный рынок Польши наполнили многочисленные публикации документов, воспоминаний и научных монографий, в которых обстоятельно прорабатывались разнообразные аспекты военных действий в ранее почти неизвестной «советско-польской войне 1939 года»19. «Освободительный поход» принял иное, значительно более близкое к правде, измерение, соответствующее директиве советского командования «молниеносным ударом разгромить противостоящие войска противника», «уничтожить и пленить польскую армию».

Основной массив работ по теме нашей монографии — это издания, посвященные пленным необъявленной войны и катынскому злодеянию. Первые публикации сведений о пленных относятся к периоду обнаружения захоронений в Катыни весной 1943 г., когда в польской печати, по мере эксгумирования останков, начали появляться списки жертв. На основе материалов эксгумации, проводимой немецкими врачами вместе с Технической комиссией Польского Красного Креста, в Берлине вышло в свет первое итоговое издание20. Антигитлеровское подполье опубликовало брошюру «Катынь: убитые, обвинители» (на следующий год — «Катынь: убитые, убийцы, обвинители»)21. Советская контрпропаганда откликнулась брошюрами «Правда о Катыни» и «Сообщение Специальной комиссии по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу военнопленных польских офицеров», которое было переведено и распечатано в том же, 1944 г., и следующем году Издательством на иностранных языках22. На этой основе в 1944 и 1952 гг. (в связи с работой Комиссии Конгресса США под руководством Р. Дж. Мэддена). советская «наша официальная версия» тиражировалась в польской официальной печати и была закреплена в Большой Советской энциклопедии. Вскоре тема была практически закрыта для печати как в СССР, так и в Польской Народной Республике.

Центром интенсивного сбора соответствующей информации и ее обработки стала польская диаспора в Италии и Англии. Первые сведения стали поступать от тех узников специальных лагерей, путь которых через Грязовец лежал в армию генерала В. Андерса. Данные стали стекаться в Польский институт и Музей генерала В. Сикорского в Лондоне.

После лондонских публикаций 1946 г. В. Сукенницкого и М. Хейцмана в 1948 г. появилось первое издание сборника «Катынское преступление в свете документов»23, к которому позже сделал предисловие Андерс. Сборник выдержал тринадцать изданий в Лондоне, шесть переводов на английский, французский, итальянский, испанский языки (в том числе в Мексике и Аргентине), восемь (с 1980 г.) в Польше.

С 1949 г. четыре английских и три польских издания выдержал «Катынский список: пленные лагерей Козельск—Осташков—Старобельск, пропавшие в Советской России» А. Мошиньского24. Были опубликованы воспоминания оставшихся в живых пленных — Б. Млынарского, Ю. Чапского, С. Свяневича и З. Пешковского. На этой основе Я.К. Заводным с использованием польских, немецких, британских и американских документов было подготовлено исследование «Смерть в лесу»25, базу которого при помощи новых немецких архивов удалось расширить Ч. Мадайчику в книге «Катынская драма»26. Но это уже была новая эпоха, начатая с выходом получившей большой резонанс в Польше книги ЕЛойека (Л.Ежевского) «История Катынского дела»27. В официальной печати рубежом стали публикации польской части двусторонней советско-польской комиссии по истории отношений между СССР и Польшей (так называемых «белых пятен») «Катынское преступление» и «Экспертиза Сообщения комиссии Бурденко»28. Работа совместной комиссии завершилась передачей польской стороне на встрече 13 апреля 1990 г. М.С. Горбачева и В. Ярузельского списков состава трех специальных лагерей и признанием в сообщении ТАСС вины советской стороны в расстреле польских военнопленных.

После этого наступил огромный взрыв публикаторской активности в Польше. Только библиографические издания по катынской проблематике исчисляются десятками. Количество публикаций достигло нескольких тысяч. Три тысячи наиболее значимых из них сведены воедино М. Харц29. Более трехсот периодических изданий следят за катынской тематикой, из них более семидесяти — зарубежные. Печатается обширная информация о работе различных центров, о многих научных и общественно-политических мероприятиях, о поисках и издании документов и материалов, о персоналиях. А сведения о всех группах расстрелянных — по социальным, национальным, региональным критериям — постоянно пополняются. Особенно успешно ведется работа в Варшаве30. Фильмотека катынского злодеяния насчитывает более десяти документальных фильмов. Реализуются междисциплинарные исследовательские проекты. Над катынской проблематикой работают ученые — юристы, археологи, специалисты в области судебной медицины, фалеристы и другие. Итоги научных изысканий публикуются в серийном издании «Катынские тетради».

Изменение ситуации в нашей стране и развитие советско-польских отношений на рубеже 80—90-х годов позволили сделать Катынское дело достоянием и советской общественности. Его раскрытие происходит в контексте выявления правды о всем комплексе событий кануна и начала Второй мировой войны, способствовавших складыванию таких, а не иных обстоятельств, генезису причин и мотивов преступления. Своеобразие его истории состоит в том, что в течение многих десятилетий она была строго засекречена, последовательно утаивалась не только от общественности, но и от закона, и от науки, отлученной от источников, от подлинных документов и материалов, что делало невозможными какие-либо серьезные исследования. О сокрытии преступления, фальсификации и расследовании Катынского дела читатель прочтет в этой книге. Для начала ограничимся лишь вступительной информацией.

Первыми публичное слово о катынском злодеянии сказали журналисты, опираясь на сведения, просочившиеся из Польши. В. Абаринов в «Литературной газете», Г. Жаворонков в «Московских новостях», Л. Елин в «Новом времени», Н. Ермолович в «Известиях» и другие повели журналистское расследование. После передачи польской стороне партии документов 13 апреля 1990 г., подкрепленной признанием вины советской стороны в сообщении ТАСС, была открыта дорога для публикаций ученых, на которую первопроходцами ступили В. Парсаданова, Ю. Зоря и Н. Лебедева. Вскоре появилась из печати и первая отечественная книга «Катынский лабиринт» — результат честных и смелых поисков В. Абаринова31. Первые научные и журналистские статьи советских авторов вместе с польской монографией Ч. Мадайчика составили сборник «Катынская драма»32.

После завершения работы комиссии историков СССР и Польши по изучению сложных проблем двусторонних отношений, о деятельности которой написали в своих книгах оба ее сопредседателя — Г.Л. Смирнов и Я. Мачишевский33, фронт расследования катынского преступления значительно расширился, дело было передано в Главную военную прокуратуру. В стенах ГВП было подготовлено заключение комиссии экспертов от 2 августа 1993 г.34 (см. Приложение).

К катынской проблематике обратился и Ф. Рудинский, издавший книгу о рассмотрении в Конституционном суде «Дела КПСС», — участник процесса, сформулировавший вопросы, требующие, по его мнению, дальнейшего изучения со стороны судебных властей. В спор с ним вступил другой видный юрист — А. Ларин35. Катынская проблема открылась в новой, партийно-политической плоскости. Ее значимость обрела иные качества. В связи с этим в октябре 1992 г. по поручению Президента Российской Федерации Б.Н. Ельцина в Польшу были переданы и немедленно изданы ключевые документы дела, в том числе составившее его политико-правовую основу решение Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г.36

На основании договора руководителей государственных архивных служб России и Польши развернулось издание совместной масштабной публикации «Катынь: Документы злодеяния». Она была запланирована как четырехтомное издание. На польском языке вышли два тома, на русском — один37. На базе выявленных документов НКВД вышла в свет книга одного из составителей этого издания, Н. Лебедевой, «Катынь: преступления против человечества»38.

Ряд новых срезов проблемы открыло рассекречивание комплекса документов Политбюро ЦК ВКП(б) из «особой папки» за 1939—1940 гг. по «польскому вопросу» — о массовом пленении и арестах польских граждан в сентябре—декабре 1939 г., об обмене пленных и передаче беженцев Германии, об урегулировании связанных с четвертым разделом Польши советско-германских отношений, о репрессировании и депортациях и т.д.39 Свой весомый вклад в эту проблематику внесли сборником «Репрессии против поляков и польских граждан» исследователи из «Мемориала» О.А. Горланов, А.Э. Гурьянов, А.Б. Рогинский, С.Г. Филиппов и др.40

Наконец, истории Катынского дела авторы предлагаемого читателям издания посвятили вышедшую в Варшаве на польском языке книгу «Катынь: преступление, охраняемое как государственная тайна», а также статью о современных правовых аспектах катынского преступления41.

С перечисленными и другими проблемами, работами и именами читатель подробнее познакомится при чтении нашей книги.

Примечания

1. Цымбурский В.Л. Как живут и умирают международные конфликтные системы: судьба балтийско-черноморской системы в XVI—XX веках // Полис. 1998. N° 4. С. 53, 69—77. См. также: Он же. Россия — Земля за Великим Лимитрофом: цивилизация и ее геополитика. М., 2000.

2. Фалин В.М. Без скидок на обстоятельства: Политические воспоминания. М., 1999. С. 406.

3. Симонов К. Глазами человека моего поколения: Из материалов ко второй части — «Сталин и война» // Знамя. 1988. № 5. С. 33, 82.

4. История международных отношений и внешней политики СССР. Т. 1—3. М., 1961—1964; Международные отношения и внешняя политика Советского Союза. 1945—1949. М., 1958; Международные отношения и внешняя политика Советского Союза. 1950—1959. М., 1960 и др.

5. Загладин Н.В. История успехов и неудач советской дипломатии. Поли тологический анализ. М., 1988; Проскурин С.А. Теоретические основы внешнеполитической стратегии России. М., 1997 и др.

6. Боффа Дж. История Советского Союза. Т. 1, 2. М., 1990; Джонсон П. Современность. Мир с двадцатых по девяностые годы. Т. 1, 2. М., 1995 и др.

7. Галактионов Ю.В. Германский фашизм в зеркале историографии 20—40-х годов: Новое прочтение. Кемерово, 1996. С. 18.

8. Фальсификаторы истории: (Историческая справка). М., 1948.

9. Мельников Ю.М. США и гитлеровская Германия 1933—1939 гг. М., 1959; Фомин В.Т. Агрессия фашистской Германии в Европе 1933—1939. М., 1963 и др.

10. Дашичев В.И. Банкротство стратегии германского фашизма. Т. 1—2. М., 1973; Он же. Пакт Гитлера—Сталина: мифы и реальность // Историки отвечают на вопросы. М., 1990 и др.

11. См.: История и сталинизм. М., 1991; Семиряга М.И. Советско-германские отношения (сентябрь 1939 — июнь 1941 гг.) // Советская внешняя политика 1917—1945 гг.: поиски новых подходов. М., 1992; Он же. Тайны сталинской дипломатии. 1939—1941. М., 1992; Кулиш В.М. Два года по пути к катастрофе // Свободная мысль. 1992. № 16; Он же. Советская историография Великой Отечественной войны // Война 1939— 1945: два подхода. Ч. 1. М., 1995; Он же. Советская историография Великой Отечественной войны // Советская историография. М., 1996; Другая война. 1939—1945. М., 1996 и др.

12. 1939 год: уроки истории. М., 1990; Вторая мировая война: Дискуссии. Основные тенденции. Результаты исследований. М., 1996.

13. Дьяков Ю.Л., Бушуева Т.С. Фашистский меч ковался в СССР. М., 1992; Случ С.З. Внешнеполитическое обеспечение польской кампании и Советский Союз // Международные отношения и страны Центральной и Юго-Восточной Европы в начале Второй мировой войны (сентябрь 1939 — август 1940). М., 1990; Он же. Проблемы борьбы на два фронта в политике и стратегии третьего рейха в начальный период Второй мировой войны // Международные отношения и страны Центральной и Юго-Восточной Европы в период фашистской агрессии на Балканах и подготовки нападения на СССР (сентябрь 1940 — июнь 1941). М., 1992; Он же. Германия и Россия в 1918—1939 годах: мотивы и последствия внешнеполитических решений // Россия и Германия в годы войны и мира (1941—1995). М., 1995; Он же. Гитлер, Сталин и генезис четвертого раздела Польши // Восточная Европа между Гитлером и Сталиным. 1939—1941 гг. М., 1999; Он же. Советско-германские отношения в сентябре—декабре 1939 года и вопрос о вступлении СССР во Вторую мировую войну // Отечественная история. 2000. № 5, 6 и др.

14. Безыменский Л.А. Советско-германские договоры 1939 г.: новые документы и старые проблемы // Новая и новейшая история. 1998. № 3; Он же. Секретный пакт с Гитлером писал лично Сталин // Новое время. № 1; Он же. Человек, без которого не было бы пакта // Там же. № 33. Он же. Гитлер и Сталин перед схваткой. М., 2000 и др.

15. История Великой Отечественной войны Советского Союза. Т. І. М., 1996.

16. Пограничные войска СССР. 1939 — июнь 1941: Сборник документов и материалов. М., 1970; В начале войны. М., 1964; Помни войну. Донецк, 1971 и др.

17. Лебедева Н.С. Четвертый раздел Польши и катынская трагедия // Другая война. 1939—1945; Она же. Германо-советское взаимодействие и ликвидация польского государства // Восточная Европа между Гитлером и Сталиным. 1939—1941 гг. М., 1999; Случ С.З. Круглый стол «Начало Второй мировой войны (1939 год): Современное состояние проблемы» // Славяноведение. 2000. № 6 и др.

18. Wrzesień bez okopów. W-wa, 1979; Pertek J. Marynarze generała Kleeberga. W-wa, 1986; L.Głowacki. Działania wojenne na Lubelszczyźnie w roku 1939. W-wa, 1986 i in.

19. Polskie Siły Zbrojne w drugiej wojnie światowej. T.I. Cz. 1-4. Londyn, 1951— 1986; Armia Krajowa w dokumentach 1939—1945. T. 1-4. Londyn. 1970— 1977; Napaść sowiecka i okupacja polskich ziem wschodnich (wrzesień 1939). Londyn, 1985; Lojek J. Agresja 17 wzreśnia 1939: studium aspektów polity cznych. Wyd. 3. W-wa, 1986; Kozłowski E. Końcowy okres wojny obronnej Polski (17.9-6.10.1939 r.) // Wojskowy Przegląd Historyczny. 1989. № 3; Gygan W.K. Kresy w ogniu: wojna polsko-sowiecka 1939. W-wa, 1990; Agresja na Polskę w świetle dokumentów 17 wrzesnia 1939 r. T. 1. Geneza i skutki agresji. W-wa, 1994; T. 3. Działania wojsk Frontu Białoruskiego. W-wa, 1995; T. 2. Działania wojsk Frontu Ukrainskiego. W-wa, 1996 i in.

20. Amtliches Material zum Massenmord von Katyn. Berlin, 1943.

21. Katyn: zamordowani, oskarżyciele. W-wa, 1943; Katyn: zamordowani, mor dercy, oskarżyciele. W-wa, 1944.

22. Правда о Катыни. М., 1943 (в 1945 г. была издана на польском языке в Кракове, в 1946 — в Познани, в 1984 г. — в Щечине); Сообщение Специальной Комиссии по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу военнопленных польских офицеров. М., 1944. Сообщение было опубликовано в 1944 г. в Вашингтоне в качестве приложения к Информационному бюллетеню советского посольства, в «Известиях» (26.1.1944), в изданиях польской эмиграции в СССР — «Wolna Polska», «Zwyciężymy», «Na Zachód», а затем перепечатывалось в нескольких печатных изданиях ПНР в 1952 г. В последний раз публиковалось в Польше в 1990 г.: Zbrodnia katyńska: Dokumenty i publicystyka. W-wa, 1990.

23. Zbrodnia katyńska w swietle dokumentów. Londyn, 1948.

24. Moszyński A. Lista katyńska: jeńcy obozów Kozielsk — Ostaszków — Staro- bielsk zaginieni w Rosji Sowieckiej. Londyn, 1949.

25. Zawodny J.K. Death in the forest: the story of the Katyn forest massacre. Notre Dame, 1962. Книга выдержала 14 изданий на нескольких языках.

26. Madajczyk Cz. Dramat katyński. W-wa, 1989.

27. Jeżewski L. (Lojek J.) Dzieje sprawy Katynia. W-wa, 1980. Книга выдержала восемь польских изданий и три переводных.

28. Zbrodnia katyńska. Z prac polskiej części wspólnej Komisji Partyjnych Historyków Polski i ZSRR. W-wa, 1990; Polityka. 19.08.1989, № 33; Липский А.Е. Эхо трагедии в Катыни // Историки отвечают на вопросы. М., 1990. Об указании на катынскую проблематику в числе задач комиссии на международной научной конференции летом 1989 г. см.: Яжборовская И.С. «Белые пятна» в истории советско-польских отношений и со временность // Советские военнопленные в Движении Сопротивления на польских землях в годы Второй мировой войны. М., 1991; Jażborowska I. Wywabianie plam // Rzeczpospolita, 1990. № 266.

29. Harz M. Bibliografia zbrodni katyńskiej: Materiały z lat 1943—1993. W-wa, 1993; eadem. Bibliografia zbrodni katyńskiej: Materiały z lat 1993—1997 // Zbrodnia katyńska: Upamiętnienie ofiar i zadośćuczynienie. W-wa, 1998. S. 118-144.

30. Tucholski J. Mord w Katyniu: Kozielsk, Ostaszków, Starobielsk. W-wa, 1991; Zbrodnia katyńska. Droga do prawdy. W-wa, 1992; Indeks represionowanych: T. I. Rozstrzelani w Katyniu. W-wa, T. II. Rozstrzelani w Charkowie. W-wa, 1998 i in.

31. Парсаданова B.C. Депортация населения из Западной Украины и Запад ной Белоруссии в 1939 — 1941 гг. // Новая и новейшая история. 1989. № 2; Парсаданова В., Зоря Ю. Катынь // Новое время. 1990. № 16; Парсаданова В. К истории Катынского дела // Новая и новейшая история. 1990. № 3; Зоря Ю.Н., Прокопенко A.C. Нюрнбергский бумеранг // Военно-исторический журнал. 1990. № 7; Зоря Ю.Н. Режиссер катынской трагедии // Берия: конец карьеры. М., 1991; Лебедева Н.С. Катынская трагедия // Московские новости, 1990. № 12; она же. И еще раз о Катыни // Там же. № 18; Она же. О трагедии в Катыни // Между народная жизнь. 1990. № 5; Она же. Катынские голоса // Новый мир. № 2 и др. Абаринов В. Катынский лабиринт. М., 1991 и др.

32. Катынская драма. Козельск, Старобельск, Осташков. М., 1991.

33. Смирнов Г.Л. Уроки минувшего. М., 1997; Maciszewski J. Wydrzeć prawdę. W-wa, 1993.

34. Главная военная прокуратура (ГВП). Уголовное дело № 159. Т. 119; Rosja а Katyń. W-wa, 1994.

35. Рудинский Ф. Катынская трагедия: расследование должно быть продолжено // Правозащитник. М., 1998. № 1; Он же. «Дело КПСС» в Конституционном суде: Записки участника процесса. М., 1999; С. 306—322; Ларин А. Односторонность и предвзятый отбор фактов не ведут к истине // Правозащитник. 1998. № 3.

36. Dokumenty ludobójstwa: dokumenty i materiały archiwalne przekazane Polsce 14 października 1992. W-wa, 1992; Dokumenty Katynia: decyzja. W-wa, 1992; Секретные документы из особых папок / Подготовка публикации и вступительная статья Семиряги М.И. // Вопросы истории. 1993. № 1.

37. Katyń: dokumenty zbrodni. T. 1. Jeńcy niewypowiedzianej wojny. W-wa, 1995; Т. 2. Zagłada. 1998; Катынь: Пленники необъявленной войны: Документы и материалы. М., 1997.

38. Лебедева Н. Катынь: преступление против человечества. М., 1994; Le biediwa N. Katyń: zbrodnia przeciwko ludzkości. W-wa, 1998.

39. Материалы «особой папки» Политбюро ЦК РКП(б)—ВКП(б) по вопросу советско-польских отношений. 1923—1944. М., 1997.

40. Репрессии против поляков и польских граждан. Вып. I. M., 1997.

41. Jażborowska I., Jabłokow A., Zoria J. Katyń: zbrodnia chroniona tajemnicą państwową. W-wa, 1998. Рец.: Оскоцкий В.Д. Преступление, сохраняемое как государственная тайна // Вопросы истории. 2000. № 1; Яжборовская И., Яблоков А. Катынское преступление: барометр состояния права в человеческом измерении // Между прошлым и будущим. М., 1999.

  К оглавлению Следующая страница

 
Яндекс.Метрика
© 2024 Библиотека. Исследователям Катынского дела.
Публикация материалов со сноской на источник.
На главную | Карта сайта | Ссылки | Контакты